Альфа Тысячелетия

11 ноября 2017 года

Люмен

Ева

«Рафаэль, куда ты ведешь...» — потребовала я ответа, но прежде чем успела закончить вопрос, он втянул меня в боковую комнату.

И закрыл дверь.

Я огляделась; это был офис. Возможно, кабинет Габриэля.

«Отлично. Мы в офисе. Не хочешь объяснить, что ты творишь?»

«Мне просто нужно было побыть с тобой наедине», — ответил он, в его глазах плясали хитринки.

«Сколько раз мне говорить тебе, что ты меня не интересуешь, прежде чем до тебя это дойдет?» — спросила я резко, надеясь, что чем грубее я буду, тем меньше внимания стану уделять своим потаенным желаниям. Например, желанию сблизиться с ним.

«Я знаю, что ты лжешь. Я вижу тебя насквозь».

«В миллионный раз повторяю, я не л...» — он схватил меня прежде, чем я успела закончить, и толкнул к двери. Прижался своим телом к моему.

Если бы это был кто-то другой, я бы перегрызла ему горло.

Ни один мужчина не имеет права толкать меня и прижиматься ко мне, пока я сама об этом не попрошу.

Но Рафаэль...

Он словно слышал, как мое тело умоляет его.

Он жил именно тем, что мое тело желало его.

«Ты что-то говорила?» — он наклонился к моему уху, и я почувствовала его теплое дыхание на своей коже. Черт.

Он повернул голову ко мне, так что мы смотрели прямо друг на друга на расстоянии не больше дюйма.

Я хотела, чтобы он поцеловал меня. Нет, мне было нужно, чтобы он меня поцеловал.

Мне было нужно почувствовать вкус его губ, ощутить их на своих, то, как они скользят по моей коже, вниз по телу.

Не успела я пофантазировать еще секунду, как его рука переместилась на мою грудь. Я вздохнула, когда он положил ладонь на мою кожу под самым сердцем. Между его рукой и моим телом была только тонкая ткань моей майки.

«У тебя сердце колотится».

«Нет».

Он взял мою руку и положил на свою, все еще касающуюся моей груди.

Я почувствовала биение собственного сердца, и, без сомнения, оно колотилось.

«Если твое тело реагирует так сейчас, представь, что произойдет во время брачного сезона».

Он смотрел на меня с такой решительностью, с таким голодом, что я хотела только одного — сдаться.

Я просто хотела расслабиться, позволить своему телу взять верх... но тогда он победит. Я не могла позволить ему победить.

Я оттолкнула его от себя и подошла к дальней стене: «Ты должен оставить меня в покое».

«Я не могу оставить тебя в покое».

«Почему?»

«Я же сказал тебе. Я не могу перестать думать о тебе. Я не могу перестать желать тебя, детка. Только тебя».

То, как он говорил, так искренне, могло бы одурачить меня, если бы я была влюбленной девчонкой. Но я не была ей.

Я жила слишком долго, видела слишком много, чтобы Рафаэль Фернандес мог меня одурачить.

«Мне все равно», — ответила я.

«У меня не может быть никого другого», — продолжал он, подходя ко мне ближе. «Каждый год, каждый раз я подыхаю, я схожу с ума. А ты? Сходишь с ума от похоти, от желания? Все, чего я хочу, — это ты, Ева. Но тебя никогда нет рядом».

«И в этот раз не будет».

«Мне не нужны другие, разве ты не видишь? Они ничто для меня. Ничто. Но у меня нет другого выбора. Ты не оставляешь мне выбора».

Стоп. Что он сказал?

«Так что беру, что есть. Но это не приносит удовлетворения. Это не то, что мне нужно. Ты единственное, что мне нужно».

«Ты трахаешь их? Других девушек?»

Он кивнул: «Но я ненавижу себя после этого. Ты должна мне поверить. Я знаю, что это неправильно, я знаю, что не должен поддаваться, но это как будто... Я не могу себя контролировать. Когда меня изводят, все, что мне нужно — это секс. И если я не уступлю, это повлияет на все. Это влияет на мою роль Альфы...»

«О, заткнись! Не надо мне этих историй про бедного маленького Альфу Тысячелетия, Рафаэль», — я рванула к двери, мне надоело с ним разговаривать.

Как только он сказал мне, что трахает других, мое возбуждение лопнуло, как мыльный пузырь.

С фантазиями было покончено.

Но прежде чем я успела повернуть ручку двери, Рафаэль схватил меня за локоть. Он мягко развернул лицом к себе: «Ты злишься».

«Я разочарована».

«Почему?»

«Ты можешь трахать других девушек! Ты физически способен... заниматься с ними сексом...» — я запнулась, уже коря себя за свою откровенность. Зачем я вообще ответила ему?

«Ты не можешь, — он сказал это тихо, почти шепотом, и вопросительно поднял брови. — Ты не можешь?» — повторил он.

«Это не твое дело», — огрызнулась я. Но это была правда.

Я не могла возбудиться... не могла заниматься сексом... ни с кем другим. И это было несправедливо, что он мог.

Он поднял руку, заправил прядь моих волос за ухо и вздохнул.

Этот жест застал меня врасплох. Я ожидала, что он ухмыльнется, бросит на меня один из своих наглых взглядов и снова прижмет к двери.

«Я не хотел тебя расстраивать».

Я закатила глаза: «Ты не расстроил меня».

«В этом сезоне, в этом Тумане, все будет по-другому, Ева. Потому что мы вдвоем в Люмене. Мы хотим друг друга. Мы нуждаемся друг в друге», — он взял меня за руку, и на этот раз я не отстранилась.

Было что-то в его словах, в том, как он смотрел на меня... Как будто он был другим человеком.

«Зачем ты пришел сюда?» — прошептала я.

«Ты уже знаешь ответ на этот вопрос, не так ли?» — он притянул меня к себе, и в следующую секунду его губы накрыли мои.

Поцелуи были такими нежными, но затем все изменилось. Огонь вернулся к моей промежности, а ласки стали такими горячими, такими настойчивыми, что я видела звезды.

Мы вцепились друг в друга, вжимаясь ближе, и тут я почувствовала стену позади себя.

Рафаэль придавил меня к ней, и теперь между нашими телами не осталось расстояния. Я чувствовала, что он уже твердый, но этого было недостаточно.

Я хотела почувствовать его. Всего.

«Ты такая чертовски сексуальная», — прошептал он между поцелуями, и я немного отстранилась, чтобы взглянуть на него. Его темно-карие глаза смотрели на меня, и это был взгляд, который я видела уже много раз.

Что ты делаешь, Ева?

Я вырвалась из его объятий. Я побежала на другой конец комнаты: «Нет. Нет, Рафаэль. Этого не будет. Я этого не допущу».

«О чем ты говоришь?» — спросил он, проводя рукой по своим густым волосам.

«Ты не получишь меня. Я тебе не позволю».

«Ты говоришь бессмыслицу».

«Позволь мне прояснить. Я не хочу и никогда не буду хотеть тебя. Я не даю тебе согласия ни на что, связанное со мной. Хочешь трахнуть меня? Попробуй возьми. Но это будет против моей воли».

«Я никогда в жизни не брал женщину против ее воли», — прогремел Рафаэль.

Я знала, что это причинит ему боль. Поэтому я и сказала это.

Оборотни — и особенно альфы — выступали против изнасилования дольше, чем я жила.

Для них изнасилование означало неспособность вызвать любовь. А под этим подразумевалось, что волк, о котором идет речь, был неполноценным. Оборотни были никем без своего комплекса превосходства.

«Я не понимаю, почему ты убегаешь от меня», — сказал он.

Он снова шагнул ко мне, но меня уже тошнило от этой игры.

Не имело значения, насколько мокрой я стала от желания, насколько сильно я хотела ощутить его губы на своих — все это не имело значения.

За моей спиной было окно, я открыла его: «Тебе и не нужно понимать», — сказала я ему, прежде чем выпрыгнуть.

Я слышала, что он побежал к окну, но я уже схватилась за ветку дерева и рванулась вперед, перепрыгивая на другое.

Мне было все равно. Я тряхнула головой, освобождаясь от этих мыслей, от всего, что связано с Рафаэлем Фернандесом.

Я была в Люмене с одной целью — защитить сестер Морган.

Но в голове все еще звенела дата.

Сейчас было 11 ноября.

У меня оставалось всего полтора месяца.

Я шла по Вудсмоку, району Морганов, пока не увидела вдалеке детскую площадку.

Я ускорила шаг, мои ботинки стучали по земле, пока я шла к скамейке в парке.

«Ты пришел», — сказала я высокому мужчине средних лет, сидящему на скамейке.

У него были ухоженные волосы, теплая улыбка и самые занудные очки, которые я когда-либо видела.

«Что, это все приветствие, которое я заслужил?» — спросил он.

Я улыбнулась и села рядом с ним: «Рада тебя видеть, Ким».

«И я — тебя. Все в порядке?» — Кимбринг знал меня давно. Несколько столетий. Поэтому он знал меня достаточно хорошо, чтобы понять, что я никогда не назначаю встречи просто так, чтобы наверстать упущенное.

«Хорошо. Я просто... мне нужна информация».

«Разве без информации ты бы смогла влезть во всю эту опеку?»

«Это все Киллиан устроил, по этой информации он главный».

«Тогда слушаю».

«Мне нужно знать о...» — я прервалась, посмотрев Кимбрингу в глаза. Он кивнул, сразу все поняв.

«Я не слышал о ней ничего нового. Во всяком случае, уже долгое время».

Я выдохнула: «Ты сообщишь мне, если что-нибудь узнаешь?»

«Конечно, Ева, — ответил Кимбринг, похлопав меня по руке. — Ах да, пока не забыл...»

Он встал, проверил карманы куртки, пока не нашел нужный.

Сунул руку внутрь и достал небольшой подарочный пакет. Как он поместился в кармане, я не представляла.

Подобные Кимбрингу, — божества; они обладали большей магией, чем любое другое существо. Они могли делать практически все. В том числе, видимо, и запихивать подарочные пакеты в карман.

Он протянул его мне.

Я посмотрела на Кима, и он усмехнулся, увидев мое выражение лица: «Открой, тебе понравится».

«Если это розовая помада, мы больше не друзья», — заявила я, забирая у него пакет и засовывая руку внутрь.

Я вытащила пузырек с таблетками. Еще таблетки R21.

«Спасибо, Ким», — я кивнула ему. В пузырьке в доме Морганов оставалось всего несколько таблеток, а в Люмене не было Красного рынка, чтобы пополнить запасы.

«Для чего же еще нужны хорошие божества? — спросил он с улыбкой. — Но дело не в этом. Там есть кое-что еще».

«Что?»

«То, что тебе скоро понадобится. Никогда не выпускай их из виду, слышишь?» Я посмотрела на Кимбринга, сдерживаясь, чтобы не закатить глаза от его поучительного тона. Но я знала, что лучше сдержаться.

Ким, конечно, был могущественным божеством, но он также был единственным человеком в моей жизни, который всегда мне помогал.

Поэтому я снова полезла в пакет и стала ощупывать его. Сначала я ничего не почувствовала, но потом они как будто сами появились. Предметы были твердые и, кажется, стеклянные. Их было пять. Нет, шесть.

Я вытащила один. Это оказалась стеклянная пробирка. Такими пользуются школьники на уроках химии.

В своей жизни я видела, как их применяют только по одному назначению.

Для взятия и транспортировки крови.

«Ким, для чего они?» — спросила я, обернувшись к нему. Но на скамейке никого не было.

Кимбринга не было.