Я чувствую внутри себя силу, которую не ощущала уже очень, очень давно. Это то, что она имела в виду, говоря о даре исцеления?
Она сказала мне, что я должна сбежать...
И что я должна найти своего партнера.
Я даже не знаю, с чего начать поиски, но его здесь точно нет.
Я борюсь с цепями, но, хотя серебро не раздирает мою кожу, как раньше, оно все еще жжется.
Я слышу, как сверху на лестнице открывается дверь и нестройные шаги: кто-то спотыкается, спускаясь.
Скорее всего, это Курт, опять пьяный. Он любит мучить меня, когда выпьет.
«Ты наконец-то проснулся, шавка. Хорошо. Мы собираемся поиграть в небольшую игру», — говорит он невнятно.
Берет серебряный ошейник и застегивает его на моей шее, снимает цепи с моих рук.
Дергает за цепь от ошейника на моей шее, заставляя меня встать на колени.
«У нас наверху гости, и ты будешь их развлекать», — говорит он с нервирующей улыбкой.
Курт спотыкается, когда начинает подниматься по лестнице, увлекая меня за собой.
«Пошевеливайся, сучка! Я хочу показать свой лучший экземпляр. Ты доказательство того, что грязную шавку можно научить новым трюкам», — говорит он, крепче сжимая цепь.
Рыча, моя волчица выходит наружу, и я дергаю цепь изо всех сил.
Курт теряет равновесие и летит назад, кувыркаясь по лестнице, как тряпичная кукла.
Я спокойно иду к подножию лестницы и стою над его телом, а он смотрит на меня, умоляя о пощаде.
«По-пожалуйста...».
Я роюсь в его кармане и нахожу ключ от ошейника. Расстегиваю его, позволяя ему упасть на пол.
Я смотрю в холодные серые глаза Курта. Глаза, которые я видела каждый день в течение последних двух лет, пока он ставил надо мной эксперименты.
Глаза, которые не давали мне покоя. Если бы я могла вырвать их из глазниц.
Мои когти удлиняются.
«Мерзкая волчица. Я убью тебя. Я убью вас всех», — бормочет он, и кровь течет из его рта.
Я впиваюсь когтями в его лицо и рывком вытаскиваю обратно.
Я чувствую что-то внутри, но это не сила Богини. Нет, это что-то другое...
Я вижу красное. Мой разум в тумане. Я теряю контроль.
С каждым шагом, который я делаю по лестнице, я чувствую все больше и больше безудержной ярости.
Я не просто открываю дверь на верху лестницы...
...я срываю ее с петель.
Я иду по пустому, стерильному коридору, пока не дохожу до закрытой двери.
За ней звучит музыка, и я слышу, как несколько мужчин — по крайней мере, пять — неуклюже танцуют, как пьяные, и несут какую-то похабщину.
Я ударяю в дверь и рычу, яростно и дико, готовая убивать.
Мужчины ошеломленно смотрят на меня, пока мой взгляд мечется от одного охотника к другому.
«Кто первый?» — Я рычу, выпуская когти.
Один из охотников достает из кобуры пистолет, но он слишком медлителен, и я выбиваю оружие из его руки прежде, чем схватить его и разорвать плоть когтями.
Два охотника прыгают мне на спину, но я разворачиваюсь и перерезаю им обоим шеи.
Они хватаются за горло, кровь сочится сквозь пальцы, и они падают на землю рядом со своим товарищем.
Четвертый охотник выхватывает из сапога нож и с криком бросается на меня. Он целится в лицо, и лезвие царапает кожу, оставляя небольшой порез.
Когда одинокая капля крови скатывается по моей щеке , я прикасаюсь к порезу и чувствую, что он уже затягивается.
Его глаза расширились от недоверия. «Как ты это сделала?»
Я выхватываю нож из его руки и вонзаю его ему в грудь. Он падает на пол, его глаза все еще широко раскрыты.
Я хочу остановиться и перевести дух, но мое тело не дает мне этого сделать. Я бегу на чистом адреналине... или на чем-то другом, в любом случае я не могу этого контролировать.
Когда я оборачиваюсь, чтобы посмотреть на выход, я замечаю молодого охотника с ружьем в руках. Его рука дрожит, когда он направляет дуло прямо на меня.
Я чувствую, как серебряная пуля пробивает мое бедро, но не выходит, а застревает в ноге.
Не раздумывая ни секунды, я набрасываюсь на молодого охотника и ломаю ему шею; жгучая боль пронзает мое тело, когда я поднимаюсь.
Оглядываясь вокруг, я смотрю на устроенную мной кровавую бойню и не могу не задаться вопросом, что бы подумала Богиня. Она велела мне бежать, а не убивать всех в здании.
Я хватаю стоящий рядом фонарь и, хромая, направляюсь к лестнице, ведущей к люку, и взбираюсь по ней в темный тоннель.
Когда я вскарабкиваюсь, поднимаю фонарь и вижу помещение, похожее на старый сарай.
Я уже собираюсь протиснуться сквозь массивные двери амбара и навсегда покинуть эту дыру, когда замечаю в углу несколько контейнеров с керосином.
Я поливаю керосином все сооружение и разбиваю фонарь, который мгновенно превращает все в бушующий ад.
Пока огонь разгорается я наслаждаюсь победой, но это чувство тут же сменяется ужасом, когда я вижу, что огонь движется к чему-то, накрытому брезентом в углу, — пикапу.
Мои ноги отрываются от земли, и я лечу назад через трещащие деревянные двери сарая.
Я приземляюсь на спину, и жгучая боль пронзает мое тело. Мерцающие звезды на ночном небе начинают превращаться в размытые черные пятна.
Когда до поляны долетает дым и запах керосина становится невыносим, я чувствую, что ускользаю.
Прохладный ночной воздух кажется идеальным, когда я потягиваю пиво на вершине старой водонапорной башни с видом на лес.
Я смотрю направо и вижу, что Доминик уже прикончил четыре банки пива и приступает к пятой.
«С каких пор ты стал таким слабосильным?» — поддразнивающе спрашивает Дом.
«Знаешь, от всего этого пива у тебя пивной живот. Может, поэтому ты до сих пор не женился, — отвечаю я, тыкая его под ребра. — Твоя суженая посмотрела на это брюхо и убежала в горы».
«Это называется животик папика, Алекс. Они сейчас в моде. Волчицы их обожают», — отвечает он, ухмыляясь.
Дом мой лучший друг с тех пор, как мы были щенками, но как бы мне ни нравилось дразнить его, я не могу отделаться от мысли, что сдерживаю его.
«Ты знаешь, что можешь искать свою партнершу, когда пожелаешь. Я могу прекрасно держать оборону в одиночку, — говорю я серьезно. — Ты же не застрянешь здесь из-за меня».
«Алекс, мы это уже проходили, и мой ответ все тот же. Я никуда не уйду».
«Послушай, чел, я знаю, что какое-то время мне было не очень, но я клянусь тебе, что сейчас все в порядке», — говорю я, стараясь звучать убедительно.
«Период скорби прошел. Прошло шесть месяцев с тех пор, как Оливия... как она...» — у меня срывается голос: в горле пересохло.
Просто произнося ее имя вслух, я чувствую себя так, будто кто-то уронил на мое сердце несколько тонн кирпичей.
«Правда, я в порядке», — говорю я, отворачиваясь и вытирая слезы.
«Очень убедительно», — отвечает Доминик, вздыхая, и кладет руку мне на плечо.
«Алекс, ты потерял свою родственную душу. Это было неожиданно, и ты даже не успел попрощаться. Ты еще долго не сможешь оправиться после этого, и это нормально. Это не гребаное соревнование на скорость».
Я знаю, что он прав. После смерти Оливии во мне осталась дыра. Как будто сердцевину меня вырвали из тела, и теперь на том месте темная пустота, которую невозможно заполнить.
Никакое лекарство не сможет закрыть такую зияющую рану.
«Послушай, Дом, я ценю то, что ты пытаешься быть рядом со мной, но если это вредит твоим собственным...»
Я проливаю на себя пиво, когда мощный взрыв сотрясает и без того шаткую водонапорную башню.
Из леса вдали поднимается столб черного дыма, а искры пожара окрашивают небо в красный.
Я поворачиваюсь к Дому. Он выглядит таким же шокированным, как и я.
«Я иду», — резко бросаю я.
Может, дело в пиве, а может, во всех этих разговорах об Оливии, но я почему-то чувствую, что мне нужно туда.
Дом рычит, смиряясь. «Черт, зачем я вообще пытаюсь? Ладно, если ты собираешься настаивать на том, чтобы поступить по-идиотски, я пойду с тобой».
«Нет, иди за подкреплением и приведи отряд воинов. Кто-то должен предупредить стаю».
Дом снова рычит и перепрыгивает через перила, свешиваясь с башни. «Отлично, только без глупостей», — говорит он и исчезает в верхушках деревьев.
Я почти вымотался, пока добрался до поляны, где прогремел взрыв. Легко было выследить запах гари, но тут есть что-то еще... определенно волк.
Я приседаю в кустах, окаймляющих поляну, в поисках любых признаков изгоев, но этот волк не пахнет изгоем.
Аромат приятный, мед с ежевикой.
Сквозь плотную дымовую завесу я вижу, что кто-то лежит на земле.
Я выхожу из своего укрытия, чтобы рассмотреть поближе, и мои глаза расширяются от открывшегося передо мной зрелища...
Девушка, покрытая кровью и пеплом, лежит совершенно неподвижно, потрепанная, в синяках. Луч лунного света пробивается сквозь дым, освещая ее, словно падшего ангела.
Когда я подхожу ближе, только одна мысль приходит мне в голову...
