Тихие объятия

Там, каллиграфическим шрифтом, было написано ее имя: Блайз Беккер. Буквы размазанные лишь слезами, упавшими на страницу.

Блайз погрызла ногти - нервная привычка, и передала письмо отцу. Он снова перечитал текст. Один, два, три раза.

Ее мать сидела за кухонным столом, накинув на плечи потрепанное, но теплое одеяло. Она наблюдала за мужем так же пристально, как и Блайз.

"О, Блайз...", - причитал он, сжимая письмо в мозолистых пальцах.

От печали в его голосе у Блайз на глаза навернулись слезы и она бросилась в объятия отца, крепко прижавшись к нему.

Насколько она знала, это мог быть последний раз, когда он мог обнять ее без правительственного надзора.

"Я не хочу уезжать", - рыдала она, закрыв свои зеленые глаза и позволяя слезам стекать по лицу.

"Должно же быть что-то, что мы можем сделать", - пролепетала ее мать. "Только не нашу Блайз..."

"Все, что мы сделаем, в лучшем случае лишь отсрочит неизбежное", - в отчаянии сказал ее отец. "Если мы будем удерживать ее, Чиновники придут и заберут ее сами".

Каждый год в каждом регионе того, что когда-то называлось Соединенными Штатами, отбирались десять молодых женщин, они выходили на арену, чтобы сразиться с ордой перевертышей - существ, которые выглядели как люди, но по желанию могли превращаться в свирепых животных.

Сама арена находилась в месте, известном только тем, кто перевозил Бегуний. "В целях безопасности", - настаивали они.

Возраст каждой Участницы находился в диапазоне от восемнадцати до двадцати пяти лет.

Чиновники утверждали, что при таком распределении у Участниц будет больше шансов выбраться с арены живыми.

Но у публики всегда было свое мнение, она всегда пыталась докопаться до глубинного смысла.

Некоторые утверждали, что "Побег" служил способом усмирения монстров на арене.

"Конечно, они все были бы молодыми", - говорили они.

"Молодые и горячие, понимаете, о чем я? В конце концов, эти монстры хотят размножаться".

Другие, пусть и в меньшинстве, выдвигали теории заговора налево и направо.

Что это было оправдание правительства для выборочной массовой бойни.

Что семьи, которые выбирались каждый год, считались опасными для высшего класса.

Но Блайз была просто дочерью пекаря.

Она даже не умела драться.

Какой глупый вопрос. Она бы не смогла. Мало кому удавалось сбежать.

Все знали: в "Побеге" ты либо исчезнешь, либо умрешь.

Клод с трудом передвигал ноги по тропинке, ведущей к его маленькому дому.

Последние несколько часов он бесцельно бродил.

Думал. Размышлял.

В конце концов, он смирился с тем, что должен вернуться домой и встретить катастрофу, которую сам же и устроил.

Когда он вошел в дом, было темно - уже давно начался комендантский час и погас свет, поэтому, когда он включил свет на кухне и увидел Карин, сидящую за столом, он подпрыгнул.

"Боже правый", - ахнул он, рефлекторно прижав руку к груди.

Судя по всему, Карин плакала в темноте.

"Где Блайз?" - спросил он, иррационально опасаясь, что она уже ушла.

Карин сглотнула, ее движения были медленными. Она провела руками по столешнице кухонного стола, облизала губы и сказала: "В постели. Спит, слава Богу".

Его руки поползли по животу, он сжимал и разжимал пальцы снова и снова. Наконец, он шагнул вперед и сел на стул напротив нее.

"У нее будет шанс", - мягко сказал он.

"Шанс?" Карин поперхнулась. "Шанс? Против этих монстров?"

"Некоторые девушки выкарабкиваются", - запротестовал он.

"Правда? Ты когда-нибудь видел такую?"

"Чего ты ждешь от меня, Карин?"

Клод уставился на свою жену, не в силах вымолвить ни слова. Закрыв глаза, он покачал головой, боль от судьбы разъедала его способность думать.

"Как ты можешь просто качать головой?" - потребовала Карин. "Это все твоя вина!"

Его глаза встретились с ее.

"Ты думаешь, я не знала?" - продолжала она. "Ты думаешь, я слепая, старый дурак?"

Его сердце начало колотиться. "Карин..."

Она резко встала, повернулась к нему спиной и пошла к раковине. "Не надо! Всегда такой благородный. Всегда так заботился обо всех. Ну. Посмотри, до чего это нас довело!"

Клод уставился на ее спину, когда она уперла руки по обе стороны раковины, плечи сжались, лопатки образовали острые складки на материале блузки.

Он вспомнил о том, что он сделал.

Лишняя буханка семье, которой не хватило талонов. Лишний пирог с мясом. Затем немного творчества в бухгалтерии. Ложь, то тут, то там, о потерянных припасах.

Несколько секретных сообщений от одной повстанческой ячейки к другой, переданных на пергаментной бумаге, в которую заворачивают пирожные.

Все, что он когда-либо хотел сделать, это помочь... и, если честно, то немного усложнить жизнь правительству, которое их всех раздавило.

Но он не совершил ничего настолько ужасного, чтобы заслужить это.

Ничего такого, за что стоило бы убить его дочь.

"Я не хотел, чтобы это случилось".

Из его горла вырвался всхлип.

Он сумел сказать: "По крайней мере - по крайней мере сейчас, они должны нас переселить. В дом с чистой водой, подальше от заражения..."

"Где за нами будут следить день и ночь!" - огрызнулась Карин.

"Но подумай о малышах, Карин. Подумай о Джонасе и его легких..."

"Ты думаешь, меня утешает, что Джонас будет дышать чистым воздухом? Ценой жизни нашей дочери?"

Карин схватила кастрюлю с места, где она сушилась, и хлопнула ею по столешнице. Клод вздрогнул.

Ноги действовали за него: он встал и поспешил за дверь. Он сильно захлопнул ее за собой, разъяренный - но в основном на самого себя.

От грохота захлопнувшейся двери задрожал весь дом.

Блайз вздрогнула и еще глубже зарылась в постельное белье, прижавшись к маленькому телу Джонаса.

Она делила кровать с ним и своими младшими сестрами - для тепла и потому, что у них не хватало места, чтобы у каждого была своя кроватка.

Когда тебя выбирали для "Побега", твоя семья получала компенсацию. Большой дом в лучшем районе. И больше талонов на паек.

Блайз прислушалась к хрипам Джонаса. Ему нужен был воздух почище.

Ведь простая дочь пекаря никак не могла бы выжить.

Блайз подумала о том, чтобы встать. Искать ответы у того родителя, который все еще находился на кухне.

Но этот порыв не был сильнее желания не знать.

Слезы скапливались за веками и выдавливались наружу, скатываясь по щекам. Ее обкусанные губы искривились в агонии.

Им пришлось оттаскивать ее от мамы, когда пришло время.

Томас, Нэтти и остальные ее братья и сестры пришли к месту отправки, и все они плакали в голос.

Отец стоял в нескольких футах позади, недалеко от того места, где автобус остановился возле общественного центра, чтобы их высадить. Он никого не трогал.

Мама схватила Блайз за руки, когда охранники, одетые с ног до головы в черное, лица скрыты за касками, потянули ее за плечи.

"Пожалуйста, нет", - всхлипывала мама, ее жилистые и сильные пальцы переплелись с пальцами Блайз. "Пожалуйста, оставьте ее. Возьмите меня".

Один из шлемов засмеялся.

Стражники больше ничего не сказали, выдернули Блайз из рук матери и потащили ее прочь.

Через некоторое время, в мрачной раздевалке, на ней была форма, специально выданная для забега:

Обтягивающие леггинсы и футболка с короткими рукавами камуфляжной расцветки. Спортивная обувь, тонкие носки.

Она завязала свои черные волосы в хвост, убрав их с лица. Они всегда мешали ей во время выпечки, ограничивая обзор. Она не могла допустить этого сейчас.

Она встретилась с собственным отражением в зеркале.

Она выбросила свою старую одежду в корзину с надписью "Мусор" и вышла в зону ожидания, где вышагивали девять других девушек.

Ей пришло в голову представиться им - может быть, она сможет завести друзей. Если они будут работать вместе, у них будет гораздо больше шансов выжить.

Но тут в комнату вошла женщина с крашеными волосами, красными как кровь, в черной форме, похожей на форму охранников, а за ней еще девять человек, одетых так же, как она. Она проверила планшет и шагнула прямо к Блайз.

"Блайз Беккер", - сказала она. Это был не вопрос.

Блайз кивнула.

"За мной".

Зубы Блайз начали стучать, поэтому она стиснула челюсти, сдерживая панику.

Она сделала то, что ей сказали, и вышла вслед за рыжеволосой женщиной из комнаты по стерильному коридору. Каблуки женщины гулко стучали по полированному полу.

"Я Лорна. Я твой гид. Я буду рассказывать о правилах. Слушай внимательно, я не буду повторять. Вопросы в конце. Усекла?"

Рыжие волосы Лорны падали ей на лицо, когда она говорила. "Правило номер один: каждый год, в первый день весны, десять человеческих самок должны быть помещены на арену и получить оружие для самозащиты".

Верно. Блайз уже знала это. Никто не мог скрыться от бесчисленных экранов по всему городу, показывающих в реальном времени, как девушка за девушкой бежит, боем прокладывая себе путь через арену.

Ее взгляд упал на груду оружия вдалеке: копья, топоры, луки, стрелы, веревки. Ей придется бежать туда, как только пробьет час - банальный выстрел. Она должна была успеть за пять минут, которые ей дали, прежде чем перевертыши выйдут на свободу.

"Правило номер два: женщинам не разрешается вредить или помогать друг другу".

От этого слова в груди Блайз зародился гнев.

В последнюю неделю ее свободы отец пытался научить ее сражаться, но потерпел неудачу. Прицеливаться Блайз умела ужасно, а наносить удары - еще хуже. Она даже не хотела думать о времени своей реакции.

"Правило номер три: если женщина убивает перевертыша, у нее есть тридцатиминутная отсрочка, чтобы найти выход. Если за тридцать минут она не дойдет до двери, она все еще в Погебе".

В конце концов, арена называлась Лазарь.

Блайз почувствовала тошноту, внезапно пожалев, что они не накормили ее и других Участниц, прежде чем бросить их на арену.

Она слышала, как тикают часы, все больше приближаясь к полудню.

В этот момент она чувствовала себя узницей на виселице, ожидающей повешения за преступление, о совершении которого она даже не подозревала.

Ее колени ослабли, близкие к тому, чтобы сдаться, а глаза снова наполнились слезами. Она не могла этого сделать. Ей предстояло умереть.

И тут она услышала звук.

Часы пробили полдень, их гулкий звон потряс деревья вокруг.

"Побег" начался.